Ночью Кистунова мучила подагра, но утром он все равно отправился в банк, принимать посетителей и клиентов.
Первой к нему прошла старушка в допотопном салопе. Она стала рассказывать про мужа, коллежского асессора Щукина, который проболел пять месяцев, а его уволили, и к тому же удержали из выплат 24 рубля, который Щукин брал из кассы.
Просительница жаловалась, что она беззащитная и слабая, и от всех терпит обиды.
Кистунов не мог понять, что та от него хочет, и долго объяснял старушке разницу между военно-медицинским ведомством, где служил ее муж, и частным банком. Но старушка ничего не хотела слышать. Она просила отдать хотя бы 15 рублей для начала и показывала свидетельство от доктора.
У Кистунова закружилась голова и он передал старушку одному из своих служащих, Алексею Николаевичу.
Кистунов успел разобраться с другими просителями и клиентами, а Алексей Николаевич все еще возился со старушкой, и ее монотонный голос слышался со всех сторон. Алексея Николаевича сменил бухгалтер, но и ему не удалось вразумить старушку.
Наконец, Алексей Николаевич обратился к Кистунову, говоря, что старушка ничего не хочет слышать, и попросил вызвать швейцара, чтобы вывести старушку. Но Кистунов испугался визга, который может поднять старушка.
Вскоре Алексей Николаевич не выдержал. Он постучал по лбу, потом по столу, объясняя старушке, что у нее находится на плечах. Старушка обиделась и огрызнулась, а Алексей Николаевич тихим голосом стал гнать ее прочь, называя язвой.
На крики старушки выглянул Кистунов. Он чуть не плакал, у него снова разыгралась мигрень.
Старушка стала жаловаться на оскорбления, и у Кистунова зарябило в глазах. Дрожащей рукой он вынул четвертную и отдал ее старушке.
Щукина улыбнулась, спрятала деньги и стала просить взять ее мужа обратно на службу.
Кистунов спешно уехал, сославшись на сердцебиение.
После его отъезда Щукина еще два часа сидела у швейцара, ожидая возвращения Кистунова. Приходила она и на другой день.