В своих ранних рассказах Чехов продолжает тему «маленького человека», традиционную для русской классической литературы начала и середины XIX века. Однако эта тема раскрывается у Чехова новаторски по двум очевидным причинам: во-первых, писатель обладал талантом, то есть собственным оригинальным взглядом на мир; во-вторых, изменились российские общественные условия (конец XIX века), которые нашли отражение в творчестве Чехова.
Первой художественной особенностью ранних рассказов писателя является их комический пафос во всех разновидностях (иронический, юмористический и сатирический). Вторая особенность выразилась в том, что в русской литературе до Чехова «маленький человек» изображался главным образом сочувственно, внимание читателя обращалось на горести и жизненную неустроенность «маленького человека» («Станционный смотритель» А. С.Пушкина, «Шинель» Н. В. Гоголя), но к середине 80-х годов XIX века (первый сборник рассказов Чехова «Пёстрые рассказы» вышел в 1886 году) в общественном сознании сформировалось новое отношение к «маленьким людям». Именно у Чехова «маленький человек» - чиновник становится «мелким», вынужденным прятаться, плыть по течению, повиноваться устоявшимся привычкам и законам.
Главным объектом осмеяния в рассказе «Толстый и тонкий» Чехова стал маленький чиновник, который подличает и пресмыкается, когда его к этому никто не вынуждает. Показывая, как сам объект унижения становится его глашатаем, Чехов утверждал более трезвый взгляд на природу рабской психологии, по-медицински жестко диагностируя ее в своей основе как духовную болезнь. Падение чувства личности, потеря своего «я» человеком доведены в рассказе до критического предела. И Гоголь, и Салтыков-Щедрин, и Чехов едины в изображении того, как социальное положение человека определяет собою все прочие аспекты жизни (включая семейные, товарищеские и любовные отношения), становится главной человеческой функцией, а все остальное – производным, такой человек не видит человека в другом, а только чин, некий символ, указывающий на субординацию, и только. Человеческое общение вытесняется служебным соподчинением. Социальная функция оказывается главенствующей, поглотившей всего человека.